наизусть. пусть он выучит меня наизусть. этюд за этюдом пусть
выписывает меня. на салфетках. отметинами и метками
пусть я остаюсь в нем. а он во мне - приподнятыми уголками губ,
росчерком через всю судьбу,
через все сны и память.
пусть выцеловывает на мне шрамы
и мелким стежком, тонкими швами
зашивает. я выживаю
все лишнее изнутри.
виски ломает сердечный ритм.
пусть все сгорит,
кроме этих угольно-черных глаз, ударивших меня в грудь.
в термометре стынет ртуть,
я обязательно прорасту
в это новое жадное на снег время года.
мне бы только утолить голод
по нежности. касаньям ресниц и бумажным письмам,
по уголкам красной помадой выцелованным,
вышитым,
вынутым
выпавшим из рук буковкам,
пополам
переломавшим. ярко-синей акварелью раскрашиваю
все неважное
все ненужное.
отутюживаю,
выпариваю все свои мысли,
чтобы на них выписывать ему письма.
выписывает меня. на салфетках. отметинами и метками
пусть я остаюсь в нем. а он во мне - приподнятыми уголками губ,
росчерком через всю судьбу,
через все сны и память.
пусть выцеловывает на мне шрамы
и мелким стежком, тонкими швами
зашивает. я выживаю
все лишнее изнутри.
виски ломает сердечный ритм.
пусть все сгорит,
кроме этих угольно-черных глаз, ударивших меня в грудь.
в термометре стынет ртуть,
я обязательно прорасту
в это новое жадное на снег время года.
мне бы только утолить голод
по нежности. касаньям ресниц и бумажным письмам,
по уголкам красной помадой выцелованным,
вышитым,
вынутым
выпавшим из рук буковкам,
пополам
переломавшим. ярко-синей акварелью раскрашиваю
все неважное
все ненужное.
отутюживаю,
выпариваю все свои мысли,
чтобы на них выписывать ему письма.